Ранним утром я вылез из палатки и отправился к автобусу за вещами. Руководитель нашей паломнической группы Светлана уверяла, что около него будет кто-то дежурить. И точно, у дверей автобуса невыспавшийся хмурый водитель Володя угрюмо обозревал мир и дымил сигаретой.
— Доброе утро! — поприветствовал его я.
— А вы уверены, что оно доброе? — пробурчал Володя.
— Уверен, — ответил я. — Если человек проснулся утром, значит, он жив, и оно доброе. А если не проснулся, то, получается, умер, и ему абсолютно все равно, какое утро. То есть утро может быть только добрым. И никаким другим.
Копаясь в багажном отделении в поисках сумки, я подумал, что прекрасно понимаю водителя. Этот немолодой уже человек вместо того, чтобы нежиться в мягкой кровати, под боком у теплой жены, вынужден ехать за тысячи километров, коротать ночи в автобусе, просыпаться ни свет ни заря. Делал он это из-за денег, таким образом Владимир зарабатывал на жизнь. Потому и настроение у него было паршивое. Как ни странно это прозвучит в век потребления, но деньги во многих делах — слабенький стимул.
Мы же, то есть паломники, ехали для души, поэтому были довольны, и уровень настроения зашкаливал. И утро оказалось для нас добрым, так как мы находились в Дивеево накануне дня рождения Серафима Саровского. Мы были в гостях у батюшки Серафима, и впереди у нас был приятный день, а также трудное, но волшебное всенощное бдение, на котором присутствуют тысячи людей. Собрались они со всей России и ночь коротали в специально поставленных палатках, похожих на армейские. А может быть, они и в самом деле были армейские. В одной из них ночевала и наша паломническая группа.
В миру его звали Прохор Мошнин. Будущий святой родился в Курске и в 19 лет пришел в г. Саров Нижегородской области. Спустя восемь лет Прохора постригли в монахи. Он получил имя Серафим. До 34 лет монах служил в монастыре, а затем устроил келью в лесу. Здесь в уединении святой провел 15 лет.
Следующим шагом к Господу для него стало за-творничество. В 1810 году 50-летний Серафим вернулся в монастырь. Он занял свою келью, ни к кому не выходил и никого не принимал. Когда затворнику приносили пищу — толокно и рубленую сырую капусту, он закрывался полотенцем, чтобы монахи не видели его лица.
Серафиму Саровскому Божья Матерь явилась рекордное количество раз — 12. Больше никто из святых не был удостоен такой милости. Именно Богородица во время последнего посещения благословила его на новый подвиг — старчество.
Все последние годы до самой кончины батюшка Серафим принимал монахов и мирян. Иногда — несколько сотен человек в день. Кого-то исцелял, кому-то предсказывал будущее. Его сутки казались резиновыми.
Его имя еще при жизни было овеяно легендами. Из уст в уста передавались рассказы о том, как святой Серафим дружил с медведем, позволил разбойникам себя искалечить, хотя мог прикончить их голыми руками (батюшка был силач).
Подражая древним подвижникам, старец 1000 дней и ночей простоял на коленях на камне с воздетыми к небу руками, восклицая: «Боже, милостив буди ко мне, грешному!». Ноги его покрылись ранами и язвами. Когда же посетители восхищались этим его деянием, Серафим Саровский скромно отвечал: «Святой Симеон Столпник 47 лет простоял на столбе. Что значат мои труды по сравнению с его подвигом?».
Умер старец девственником, не оставив после себя потомства. Зато после него осталось его детище — Дивеевская обитель. Четвертый удел Божьей Матери.
А какие удивительные люди приезжают в гости к святому Серафиму!
В руках у мужчины были четки. Он походил на кавказца, чернобородый, черноглазый, смуглый, с густыми бровями.
— Вы христианин? — уточнил я на всякий случай.
— Самый что ни на есть православный, — кивнул мой собеседник и застенчиво улыбнулся.
— Стесняюсь спросить, а кто вы по национальности?
— Цыган.
Давно путешествую по святым местам, новичком себя не считаю. Но вот с цыганом-паломником столкнулся впервые.
— Меня зовут Ярополк, — сообщил мужчина и, заметив, как у меня вытянулось лицо, добавил: — Это имя мне дали при крещении. Но можете называть меня Ян. Так в паспорте.
В юности мы лихо распевали:
Ах, мама, мама, мама,
Люблю цыгана Яна…
Так вот ты какой, цыган Ян из песни!
Выяснилось, что у необычного паломника 7 детей, 4 внуков, 5 братьев и сестер и куча племянников. Но по святым местам из них ходит только он один. На Дону есть православные цыгане, но, возможно, Ян единственный паломник-ромалэ в Ростовской области.
— У меня в юности был приятель крещеный, — вспоминает Ян-Ярополк. — Он меня несколько раз брал с собой в храм на службу. Вся обстановка в церкви — горящие свечи, иконы, молитвы, пение — благотворно воздействовала на мою душу. Я очень завидовал приятелю. Но, как некрещеный, стоял у самого входа, в уголке. Однажды приятель спросил меня: «И ты хочешь покреститься?». Я спросил: «А что, можно?». И в следующие выходные стал православным…
Но прошло несколько лет, прежде чем Ян решился самостоятельно посещать службы, молиться, исповедоваться и причащаться. Он как бы «вызревал». А потом дошло дело и до путешествий по святым местам, участия в крестных ходах. Ян — цыган оседлый, живет на одном месте, его семья занимается сельским хозяйством. Но неисчислимое количество его предков столетиями кочевали таборами по России. Тяга к дальним странствиям у Яна заложена в генах. Так что рано или поздно православный цыган все равно стал бы паломником.
— Третий раз я в Дивеево, а ощущение такое, что первый, — признается он. — Все-таки это волшебное место. Наверное, еще не раз буду приходить в гости к батюшке Серафиму, а все равно не смогу привыкнуть…
Ночь выдалась холодной, утро было пасмурным, накрапывал дождь. Но настроение все равно было приподнятым. Я побывал на службе, приложился к мощам святого Серафима, прошелся по канавке Божьей Матери, где было непривычно много народа. 150 раз прочитал «Богородице Дево, радуйся!» и загадал желание. Поздоровался с «медведем» (нарост на дереве, похожий на медведя), постоял у памятника царю Николаю II и его семье, посидел на скамеечке около ангелов.
Запомнилось, как с 10 часов вечера площадь стал заполнять народ. Скоро яблоку негде было упасть. Запомнилось, как несколько раз брызгал дождь и пространство перед Троицким собором превращалось в поле из разноцветных зонтов. Запомнилось, что, несмотря на усталость, все улыбались друг другу, читали молитвы, вокруг были только радостные лица. Утром запомнились солнышко над головой и сад со спелыми яблоками. Трогать их посторонним запрещалось, висела предупредительная табличка. Служитель бродил под деревьями, собирал упавшие яблоки в ведерко и раздавал женщинам, стоявшим на дорожке в ожидании дара.
Мне тоже захотелось яблочка из дивеевского сада. И я протянул мужчине кулек. Он поглядел на меня, нахмурился, прошел мимо и отправился дальше наделять сладкими плодами паломниц.
Я уже готов был обидеться, но тут до меня дошло. Местечко было поистине райское, и, видимо, служитель искренне считал, просто был уверен, что он живет в раю.
Ну, а в Эдеме яблоки только для женщин…
Сергей Беликов.
Фото автора.
